Дни фехтовальной культуры 2015

Поэтический вечер “Перо и шпага”

Фотографии Вячеслава Крыжановского

УЧАСТНИКИ ВЕЧЕРА
СТИХИ:
Евгений Лукин
Екатерина Полянская
Дмитрий Григорьев

Ведущий вечера “Перо и шпага” Дмитрий Григорьев:
“Во всех культурах фехтование и поэзия имели нечто общее. Ведь слово — тоже оружие. Например, в японской культуре в кодексе Бусидо указывалось, что настоящий самурай должен одинаково хорошо владеть как словом, так и мечом”

УЧАСТНИКИ ПОЭТИЧЕСКОГО ВЕЧЕРА
на Днях фехтовальной культуры 2015

Евгений Лукин

Екатерина Полянская

Алексей Кияница

Екатерина Бичун

Андрей Жуков

Лидия Чередеева

Вячеслав Крыжановский

Владимир Бауэр

Владимир Борискин

Михаил Усов

Александр Гиневский

Марат Иссенов

Андрей Копылов

Алла Зиневич

Феликс Лукницкий

Дмитрий Григорьев

С Т И Х И

ЕВГЕНИЙ ЛУКИН

Бёррис фон Мюнхгаузен

Кинжал

«Лежать на старинном диване

И брать безрассудно взаймы

Издревле привыкли дворяне –

Иные, но только не мы!

Рассвет начинается мерно,

Клубится над Рейном туман.

Знамена несут из Гельдерна,

Стучит вербовщик в барабан.

Но что я возьму для похода

Из милых отцовских пенат?

С мечом знаменитого рода

Мой старший сражается брат.

Судьба так щедра на расплату,

И вместе с последним добром

Второму оставила брату

Родительский перстень с гербом.

Никто обо мне не заплачет,

Обычай дворянства такой:

Я младший из братьев, и значит

Я должен стать верным слугой.

Я медленно шел через залу,

Мой шаг триумфально звучал.

И к верности, как к пьедесталу,

Я нес наш фамильный кинжал.

Его рукоятка светилась,

Клинок растекался огнем,

И надпись “Последняя милость”,

Как солнце, сияла на нем.

Куда-то – к рассвету, наверно –

Помчался мой конь напролом.

Я графу служу из Гельдерна –

Плати, вербовщик, серебром!

Турниры, охоты, потехи,

Война за земной передел.

Мои не ржавели доспехи

И меч никогда не ржавел.

А пир продолжался без края

И с песнею мчался обоз,

И пенилась кровь голубая,

И с кровью мешалась из лоз.

Когда же мой граф отправлялся

На небо в заоблачный плен,

То сыну служить я поклялся

Без страхов, упреков, измен.

Но длилась недолго разлука,

И сын за отцом поспешил.

Так стал я наставником внука,

И преданно внуку служил.

Его научил я, как надо

Владеть и мечом, и щитом.

При нем был булат, было злато,

И женщины были при нем.

Он землю, как рыцарь, покинул

И доблестный меч до небес,

Как будто распятие, вскинул,

Целуя холодный эфес.

Псалтырь я прочел над могилой,

О милости Божьей моля.

Отныне сие говорило:

Голубчик, гуляй от рубля!

Куда-то – к закату, наверно –

Побрел мой коняга… Увы,

Я графам служил из Гельдерна,

Теперь эти графы мертвы.

И в каждой усадьбе богатой

Я слышал надменный ответ:

Ты был слишком верным когда-то,

А стал слишком старым, ландскнехт!

Никто обо мне не заплачет,

Обычай дворянства такой:

Я младший из братьев, и значит

Я должен погибнуть слугой.

Людей милосердие бесит.

Жестокость – печальная быль.

Никто поводок не повесит

На старый засохший горбыль.

Кому состраданье под силу,

Когда оборванец с клюкой

Под окнами роет могилу

Себе же своею рукой!»

………………………………

И кровь по кинжалу струилась,

Стекая на землю ручьем,

И надпись «Последняя милость»,

Как солнце, погасла на нем.

Перевел с немецкого Евгений Лукин

Бёррис фон Мюнхгаузен

Римский возница

Везерские горы под снегом,

Под снегом родная земля…

Скрипя деревянным ковчегом,

Возница встречает меня.

Дворцы удивительных зодчих

Встают из холодной реки.

Смежаю печальные очи,

Сжимаю руками виски.

И вижу сквозь белую вьюгу

Мой буковый лес наяву,

Где бродит олень по яругу,

Все ищет под снегом траву.

И дети мужают в деревне,

Где вьюга гуляет одна,

И женщины с благостью древней

Прядут зимний лен у окна.

И слышится римскому краю

Дыханье еловых ветвей…

Мой меч посвящен государю,

А сердце – Отчизне моей.

Перевел с немецкого Евгений Лукин

Бёррис фон Мюнхгаузен

Паж

Я – паж, и за шлейфом хожу день-деньской,

Служу королеве бургундской.

Сегодня она говорила со мной

На мраморной лестнице узкой:

«Поведай, так трепетно ты почему

Касаешься шлейфа губами?

Мне кажется, паж, ты целуешь кайму,

Усыпанную жемчугами!»

Я пал перед ней на колени, моля:

«Прошу не наказывать строго!»

В ответ госпожа усмехнулась моя,

Поправила локон немного:

«Ты видишь, как сокол перчатку когтит?

Как топчется лошадь на месте?

Одно наказанье тебе предстоит:

Со мной поохотиться вместе».

И мы понеслись – так, что ветер отстал

И знатная свита отстала.

Мой конь вороной подо мною плясал

И шпага на ленте плясала.

Где высится дуб, опаленный огнем,

И ельник разлапистый слева,

Оставшись вдвоем на лугу голубом,

Призналась моя королева:

«Сегодня мне руку свою предложил

Кастильский властитель надменный.

От замков ключи он к ногам положил,

А рядом свой герб драгоценный.

Горит на гербе серебро и топаз,

Сияют ключи среди ночи…

Твой смех серебристее в тысячу раз,

Лучистее юные очи».

Я паж, и за шлейфом хожу день-деньской,

Служу королеве по чести.

Ловлю налету поцелуй неземной,

Когда мы охотимся вместе.

А если, возможно, хотите узнать,

Что было потом на свиданьях,

То я ничего не смогу вам сказать,

Затем что молчу при лобзаньях.

Перевел с немецкого Евгений Лукин

Ина Зайдель
(1885–1974)

Заклинание на острие стрелы

Есть в слове мощь,

Как в туче дождь,

Как хлеб в зерне,

Как хмель в вине,

Как в камне соль,

Как в ране боль,

Как жизнь в крови,

Как песнь в любви,

Как смерть в стреле

На острие, –

И ты стремись, вещая речь,

От порчи слово уберечь.

* * *

Перевел с немецкого Евгений Лукин

Агнес Мигель
(1879–1964)

Коса

Собачий лай раздался среди ночи.

Проснувшийся от лая за окном,

Открыл барчук испуганные очи

И локона коснулся над челом.

Он приподнял гардины, полусонный,

На позднего прохожего взглянуть,

Но пуст был сад, луною осененный,

И лунным блеском серебрился путь.

Собаки лаяли, гремя цепями.

Вдоль изгороди тихо смерть кралась,

Пригнувшись над холодными снегами,

Чтоб не пугать дитя в неровный час.

Из рукава овчины оснеженной

Ее коса сверкнула второпях…

И мальчик прошептал завороженный:

«Хочу я месяц, что блестит в снегах!»

* * *

Перевел с немецкого Евгений Лукин

Екатерина Полянская

***

…так ведь меня могут спутать с теми , кто пишет о розах

и бабочках…

высказывание в сети.

Да, я буду писать о бабочках и цветах

Всем смертям и войнам назло – обязательно буду,

Потому что мне не пройти через боль и страх,

Если не пронесу их в себе повсюду.

Да, я буду писать о них, потому что они – хрупки,

Потому, что их мужество много больше, чем наше…

Лёгкие крылышки, тонкие лепестки –

Целый мир, что мудрее людей и старше.

Буду писать, потому что без нас без всех

Жизнь обойдётся, а вот без них – едва ли.

Попросту треснут, расколются, как орех

Планы, амбиции, прочие «трали-вали».

Потому, что когда не станет «своих» и «чужих»,

И сквозь горький стыд и недоуменье

Мы возвратимся, то снова увидим их.

И разглядим вечность внутри мгновенья.

Декабрь 2015

***

И поставили памятник Анне напротив тюрьмы,

Чтобы вновь ей смотреть на сырые кирпичные стены,

Где окошки прищурились, полные дремлющей тьмы

И притихшего лиха, таящегося среди тлена.

О, как холодно здесь! Ленинградскую серую гарь

Разрывают ветра и бросают прохожим навстречу.

О, как сердце болит! Лишь бывалый острожник-январь

Посыпает колючим снежком угловатые плечи

И поёт монотонно… А время сжимает кольцо,

То свинцом угрожая, то лязгая цепью железной.

Но ведь кто-то же должен стоять, повернувшись лицом

К неизбывному страху, готовому хлынуть из бездны.

Декабрь 2015

Смерть Хосе Рисаля*

Он разворачивается в паденьи:

Плечи,

пробитая грудь,

живот…

Подгибающиеся колени

Гасят резкий толчок вперёд.

Но сквозь вспышку горячей боли,

Сквозь наваливающийся мрак

Невероятным усилием воли

Он в развороте делает шаг.

И напряжённо звенят мгновенья,

Медля обратный начать отсчет,

Время сжимается.

Он

в паденьи

Разворачивается на восход.

И разворачивается планета,

Вся нашпигованная свинцом.

Жизнь.

Вселенная.

Бездна света.

Запрокинутое лицо.

*Хосе Рисаль – филиппинский поэт, врач, философ, общественный деятель, революционер. Расстрелян в 1892г за участие в подготовке антииспанского восстания. Был поставлен спиной к расстрельной команде. После залпа сумел развернуться, чтобы упасть лицом вверх.

Декабрь 2014